Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

Джозеф мало изменился, лишь седина говорила о том, что года повлияли и на него. Все то же пренебрежение, все та же злость в глазах и иррациональная ненависть к тем, кому он собственными руками навредил.

Еще тогда, в семнадцать лет, потеряв семью, я знал, что не смогу жить спокойно, пока он дышит. И желание отомстить, уничтожить, растоптать отошло на второй план, лишь после появления в моей жизни Ромашки. Джозеф Дилан мог исчезнуть, раствориться в небытии, и я не стал бы его искать. Он сам решил иначе. Его лелеемое чувство ненависти пересилило инстинкт самосохранения.

Неужели кучка золота дороже жизни? Я столько лет владел этой землей, но даже в мыслях не было стремления найти тайник самому. Плевать.

И увидев перед собой руины человека, понял, что мне его жаль. Он уничтожил свою жизнь собственными руками. Сам похоронил свое будущее. И я с легкостью мог повторить его ошибку.

Да и чувство ненависти к предателю, затаившемуся в моем доме, было сильным и злым. Но кого я ненавидел? Куклу? Того, кто не знал жизни? Того, кто был рожден и жил рабом чужой воли?

Он был лишь свидетелем того, как люди и оборотни познают любовь и дружбу. У него не было ни собственной воли, ни собственных чувств. Он был игрушкой в чужих руках. Только теперь я понимал его способность всегда сохранять спокойствие. Он не был невозмутим, он был мертв душой. И смерть его была столь же бездушной, как и его тело.

Два человека, отдавшие свои неисполненные возможности дьяволу.

Мой волк пренебрежительно фыркнул, раздражаясь из-за того, что его законная добыча оказалась такой жалкой. Он ждал сильного противника и славного боя. Зверь был разочарован. Очень разочарован и очень зол, что такое ничтожество возомнило себя способным тягаться с ним.

Потому нам со зверем было легко принять решение, на которое бы мы не согласились еще совсем недавно. Кровь врага на наших руках не сделает нас не лучше, не счастливее. Дилану оставили жизнь, но иногда жизнь тоже может быть наказанием.

Старый король Вильман, давно желавший свергнуть власть церкви, сделав ее своим вассалом, давно ждал такого шанса. Джозеф Дилан стал для него настоящим подарком, переданным мной. Подробное описание его злодеяний даже при учете его благородной крови должно было стать приговором. Решить его судьбу я доверил королю, зная, что он всегда умел выбирать наказание по заслугам. И Дилан не избежал участи тех несчастных, чья жизнь зависела от воли правителя. И Вильман меня не разочаровал.

Дилан стал разменной картой в игре с церковниками. Заказные инквизиции и наемники (выкормоши церкви) — это серьезные обвинения, подрывающие влияние и репутацию. Джозеф — живой свидетель и доказательство нечистоплотности святош. Не просто крестьянин, пострадавший от жадности тех, кто должен быть милосерден, а аристократ, чье слово не сможет проигнорировать ни один суд. Теперь жизнь Джозефа не стоила и гроша. Его часы истекали с каждым днем. А ожидание смерти было гораздо страшнее самой костлявой.

Но поставив точку в этой истории, я перестал думать о тех, кто теперь не значит ничего для моей семьи. Их больше не существует для нас, как бы не сложилась их судьба.

С тех пор меня интересует и заботит лишь то, что происходит в моей семье и моей стае.

Гай еще несколько дней не мог встать на ноги, зараженный неизвестным ядом. Боролся с волей и собственным телом, заставляя его работать вопреки онемению и боли, которые еще долго будут его спутниками. Но его это совсем не растаивало. Уверенность в том, что он выполнил свое предназначение, оправдывало для него все. Его теория о том, что волк оставил ему разум ради того, что он однажды должен был сделать, получила подтверждение. Возможно, это действительно судьба, и не нам с ней спорить. А с недавних пор, он нашел себе новый смысл жить: воспитать из Богдана великого воина. Решив, что я слишком его балую, Гай взял на себя функции воспитателя и наставника.

За Локи я тоже был спокоен. После его провала, как охранника и защитника, он стал вдумчив и спокоен. Ветреный сорвиголова уступил место серьезному мужчине, который намерен никогда больше не подвергать опасности тех, кто находится на его попечении. Он сильно изменился, перестав ребячиться и шутить по поводу и без. Но даже не это уверило меня в его благополучии.

Должен признать, что совсем не сразу заметил взгляды, которыми он провожал Лили. Более того, думаю, что он и сам их не замечал. Но однажды за ужином Лилиан, наслаждаясь десертом, позволила себе неосторожно испачкаться сахарной крошкой. Мы все привыкли воспринимать ее как взбалмошного ребенка и потому только посмеялись вместе с ней такой неуклюжести. Но не Локи. Он, как обезумевший от голода, пристально следил за тем, как Лили слизывает сахар со своих губ. Взгляд больного ребенка был смешан с дьявольскими огоньками одержимости. Вот именно так выглядит оборотень, попавший в сети парного инстинкта.

Ему предстоит долгий и сложный путь, ведь Лили, как и Рома когда-то, не понимает наших традиций. Не знает, что кроме слухов и легенд есть нечто большее и глубокое, нечто потаенное, о чем не говорят с посторонними. Ей предстоит узнать и осознать многое, прежде чем она примет его как мужчину, а не как объект для насмешек и шуток.

Стоит ли напомнить ему о недавнем разговоре, когда он утверждал, что знает, что такое инстинкт и любовь? Стоит ли ткнуть его носом как щенка в то, что он был неправ. Дважды неправ. Ведь он еще и не верил тому, кто сам прошел через агонию осознания.

Но все это суета. Важнее было другое. Я был счастлив! Невероятно, безумно и безмерно счастлив. Просто потому, что нет опасности, нет интриг и страха перед тем, что прошлое догонит и нанесет новый удар. Можно жить, не оглядываясь и идти вперед. Делить свою судьбу с любимой женщиной и не волноваться о том, что кто-то может ей навредить. Она была моей и только моей. Наш сын радовал здоровьем и активностью. Разве мне нужно что-то другое? Разве нужно что-то еще?

— Ты уснул? — тихий голос Ромашки вывел меня из задумчивости.

— Нет. Просто думаю, — ответил я, так и не открыв глаза.

— О чем? — задала закономерный вопрос моя любопытная девочка, чем меня очень порадовала.

Еще пару недель назад она откусила бы себе язык, но не задала вопрос, считая, что не имеет на это права. Но теперь она вела себе иначе. Ей, как и мне, нужно было владеть мной целиком, и телом, и душой, и мыслями.

— О том, как я счастлив, — честно ответил я, и, приподняв голову над бортиком большой металлической ванны, поцеловал ее в макушку.

Ромашка слегка поерзала на моих коленях, разгоняя волну, которая вылилась на пол.